– "Первый" - "Второму".

– Слушает "Первый".

– На "Втором" смена расчётов произведена. На боевое дежурство заступили младший сержант Фишер, рядовой Рахимкулов. Аппаратура, агрегаты питания, фотоконтроль технически исправны и готовы к боевому применению.

– Принял, "Второй", дежурьте.

Стандартным докладом по громкоговорящей связи дежурному офицеру на КП начиналось дежурство расчёта радиолокационной станции "Дубрава", находящейся на окраине леса в двух километрах от казармы 34-го радиотехнического батальона ПВО возле посёлка Нелюбино Томской области.

После утреннего развода в казарме дежурные смены развозились по своим местам, т.е. на КП и комплекс радиолокационных станций, расположенных в лесу, частью которого и являлась наша "Дубрава". Станция представляла собой одноэтажное кирпичное здание с несколькими помещениями внутри и большим локатором на крыше, а также огороженную вокруг неё "колючкой" территорию с дизельным помещением, сараем, погребом и складом. С одной стороны этой зоны было колхозное поле, с другой - лес. Всё, что необходимо для жизни, на станции имелось, воду и еду мы привозили из казармы. Поспать-порисовать место было. В общем, "условия проживания" там были очень даже неплохие, даже лучше, чем в казарме, учитывая то, что после 17-00 (когда наш командир уходил домой) или в выходные дни мы были сами себе хозяева, правда, ограждённые "колючкой". Единственное, что нас "беспокоило" - это включение станции и работа "по выдаче воздуха на планшет", т.е. передача на КП координат самолётов, наблюдаемых (ведомых) нами на круглом индикаторе нашей станции и днём, и ночью. Продолжительность такого включения была разная - от 30 минут до 12 часов подряд напряжённой работы, склонившись над экраном индикатора, запоминая номера и маршруты светящихся и постоянно перемещающихся отметок, постоянно передавая информацию на КП.

Каждый день мы приезжали на "Дубраву" всем отделением, кроме тех, кто оставался в казарме "тащить" наряд. Состав отделения периодически менялся в зависимости от демобилизации и нового призыва солдат. В то время наше отделение насчитывало четыре человека: младший сержант Фишер - командир отделения, я - ефрейтор Сергеев - оператор РЛС, и рядовые Назаров и Рахимкулов - электромеханики. В дежурный расчёт входило два человека: оператор РЛС и электромеханик, в задачу которого входило запуск дизелей при включении станции по команде дежурного офицера с КП- "Первого". Расчёты дежурили либо по 12 часов, либо целые сутки. Так мы жили и служили под началом нашего командира РЛС капитана Столпиченко, который был нам и "отцом", и наставником.

– Располагайтесь в этом купе, я буду в соседнем вагоне, - сказал нам капитан Ошер, как только мы сели в поезд, который направлялся в Томск.

После учебной части в Иркутске, именуемой "Красными казармами", через перевалочный пункт штаба бригады в Новосибирске нас, четверых молодых солдат в сопровождении офицера, для прохождения дальнейшей службы, отправили в войсковую часть возле села Нелюбино, что находится в Томской области.

– Ну что, - сказал я, как только мы закрылись в купе, - давайте "по маленькой".

Откуда взялась водка, я уже не помню, кто-то сумел подсуетиться. Володя Щербинин и Серёга Павлов взялись за стаканы

– А ты? - спросил я Андрея.

– Я пить не буду,- серьёзно ответил он.

Послышался гул неодобрения.

– Почему не будешь-то? - спросили мы его.

– Я младший сержант, а вы все ефрейтора, - сказал Андрей, - а значит, я здесь старший, так что пить не буду.

Несколько раз я его уговаривал, но всё было бесполезно.

– Ну, как хочешь, - сказал я.

Когда бутылка опустела, мы начали знакомиться между собой, рассуждали, что ждёт нас на "точке", т.е. в части, и рассказывали о жизни до армии.

По прибытии в часть нас распределили по отделениям, и вышло так, что мы с Андреем оказались вместе на "Дубраве".

Андрей сразу стал командиром отделения, поскольку был младшим сержантом, а я просто оператором РЛС. Кроме нас на станции в то время ждали своего "дембеля" старослужащие солдаты, в чей коллектив мы и влились.

Служба шла своим чередом, и постепенно мы "притирались" друг к другу. Не скажу, что мы сразу поладили. Андрей был фактически моим командиром, и в то же время таким же молодым парнем и солдатом, как и я. В девятнадцать лет сложно понять эту иерархию, принципы подчинения и руководства, и уж тем более сложно понять, как на этом фоне могут возникнуть просто товарищеские отношения.

– Да ты вон в том углу плохо промыл! - встал в позу Андрей, когда я "на карачках" мыл пол на нашей станции.

– Нормально промыл, - сухо ответил я.

– Плохо! Надо делать всё хорошо и до конца, - тоном классного руководителя продолжал он.

– Сейчас сам на пол "упадёшь"! - разошёлся я.

Такие мелкие перепалки поначалу иногда возникали у нас с ним . Однажды мы вместе были в наряде: Андрей - дежурным по роте, я же дневальным. Точно не помню, что случилось, но кричал тогда на него здорово. Уже позже он говорил мне: "Я думал, ты меня сейчас загрызёшь..."

Но как-то само собой получалось, что в дальнейшем эти "острые углы" просто стирались. Почему? Наверное, потому, что в нас с ним было что-то общее, может мало общего, но какого-то очень значимого для дружбы. Андрей всегда придумывал что-нибудь, с ним было интересно. Когда было хорошее настроение, я в шутку называл его "Лёлик", а он меня "Кастэн". Никто не обижался, ведь мы были друзьями.

Сильный стук в дверь среди ночи тот час разбудил меня.

– Спишь!!! - Андрей словно "прошипел", появившись в проёме открытой мною двери "Дубравы".

– Ты чё?- произнёс я, удивлённый внезапным его появлением ночью на станции.

Андрей широкими шагами быстро прошёл мимо меня и взял трубку аппарата громкоговорящей связи.

– "Первый" - "Второму".

– Слушает "Первый".

– Спят они, товарищ майор!

– Понял тебя, - сказал "Первый",- позови Сергеева.

– Слушаю, товарищ майор, - взял я трубку.

– Спишь? - спросил меня майор Ткаченко, который и был дежурным на КП.

– Так точно, - сказал я.

– Как же это ты? - продолжал Ткаченко.

– Виноват, товарищ майор, - сказал я.

– Ну, это понятно, - сказал Ткаченко, и разговор наш закончился.

– Ты чего делаешь??? - придя в себя, обрушился я на Андрея, - тебя кто сюда прислал?

– Ты спишь, а меня из-за тебя подняли и послали сюда пешком проверить, как вы тут дежурите!!! - распалялся он.

– Да ты сам-то не спишь здесь, что ли??? - теперь уже я был взбешен до крайности.

– Я если и сплю, то всегда слышу, когда меня "по громкой" "Первый" вызывает!

– А я не слышу что ли!? Да не было случая, чтобы я не ответил дежурному хоть ночью, хоть днём!

Так некоторое время мы кричали друг на друга, сотрясая воздух. Я был взбешён тем, что он меня, как мне казалось, "сдал" дежурному офицеру, а Андрей тем, что его этот же дежурный офицер поднял ночью с койки по телефону и отправил "по холодку" пешком из казармы до "Дубравы".

Конечно, боевое дежурство полагается нести бдительно, но когда нет ночью работы, кто же может запретить солдату вздремнуть? Так мы все и делали, однако при вызове с КП "Второй" - "Первому", мгновенно вскакивали, включали станцию и начинали работать.

– Да тише ты, Кастэн, - уже спокойнее сказал Андрей, - да тебя же Ткаченко по "громкой связи" целый час вызывал, дозваться не мог. Он же тогда меня сюда и отправил, сказав, чтоб я ему доложил, спите вы с Назаровым или нет.

– Да не вызывал меня никто,- не унимался я,- да неужели бы мы вдвоём с Назаровым его не услышали!?

Этот эпизод запомнился мне надолго. Злился я тогда на Андрея, сильно злился. А он как-то быстро успокаивался. Бывало, чего-нибудь повздорим мы с ним, и он быстро всё заминал: "Ну всё, Кастэн, всё:".

Тем не менее, свои наряды вне очереди я за этот случай тогда получил, и уже позже, потом, мы узнали, что майор Ткаченко был большим "шутником", и спектакль этот разыграл ради "хохмы", так сказать, "взял нас на голый понт": он шёпотом по "громкой связи" вызывал, так что если находишься не у самого аппарата, а скажем, в другой комнате, то ничего и не услышишь, даже, если не спишь. Так-то вот в армии бывает.

– Хочешь домой позвонить? - как-то спросил меня Андрей, когда мы проводили очередной день на "Дубраве".

– Откуда? - спросил я.

– Отсюда, - ответил он.

Я с непониманием посмотрел на него, т.к. осуществлять междугородние телефонные разговоры с радиолокационной станции было чем-то не реальным, даже фантастическим. Связь у нас была только по "громкой связи" с КП и с казармой, и даже бытовой транзисторный радиоприёмник строго запрещалось иметь на станции.

– Лёлик, - сказал я, - ты упал что ли?

– Кастэн, - серьёзно сказал Андрей, - всё продумано.

– Объясни, - с недоумением ответил я ему.

Даже теперь, вспоминая тот случай, я удивляюсь, ну как он до этого додумался. Вообще, надо сказать, Андрей был необычайно любознательным. При столкновении с какой-нибудь проблемой или чем-то ему непонятным, он пытался вникнуть в эту проблему, объяснить для себя это "непонятное", не оставлять не понятым что-то, и идти дальше. Даже в физподготовке Андрей тренировал какие-то новые упражнения на турнике, если видел, что кто-то делает что-то новое, пытался сделать не хуже, а то и лучше него. И это ему удавалось.

Так вот, где-то на нашей станции, в каком-то закутке, Андрей нашёл старый аппарат громкоговорящей связи, который имел номерной диск, как у телефона, и был предназначен также для телефонных разговоров. Но был один нюанс - аппарат этот был неисправен. Непонятно как, но Андрей его починил. Он не сталкивался раньше с такой техникой, но он его починил.

– Как ты это сделал? - спросил я.

– Нормально, Кастэн, там нечего сложного не было.

– Ну а дальше что? - спросил я, - с одного телефона не позвонишь, линии то нет.

– Сделаем линию, - ответил он, - Кастэн, всё будет ништяк! Я на КП недавно ходил, ну и разведал там кое-что.

КП, или командный пункт, располагался под землёй в километре от "Дубравы". Там находился и дежурный офицер, и наши радисты, планшетисты и ещё много кого. На пульте дежурного офицера имелся городской телефон. Не знаю как, но Андрей нашёл там, на КП, где провод этого телефона соединяется с городской телефонной линией, т.е. нашёл клеммы той самой "телефонной пары". Вдобавок, он выяснил, что от "Дубравы" до КП проложен не действующий (резервный), кабель и что он приходит на КП как раз рядом с клеммами той городской телефонной линии. Иначе говоря, оставалось только подключить исправленный Андреем аппарат к одному концу этого кабеля на "Дубраве", а другой конец этого же кабеля подключить к телефонной линии на КП, отключая, правда, при этом городской телефон на пульте дежурного офицера КП.

– Лёлик, ты гений! - я не в силах был скрыть свой восторг этой блестящей идеей, которая непонятно как, пришла ему в голову

– Нормально, Кастэн!- хохотал он.

Мы оба были безумно довольны происходящим и решили поскорее проверить эту мысль на практике. Когда всё было готово, Андрей позвонил одному бойцу на КП, который по его просьбе переключил с помощью обыкновенной перемычки городскую линию на наш кабель и отключил при этом телефон дежурного офицера.

Когда у нас на станции в телефонной трубке послышался привычный телефонный гудок, мы просто заорали от счастья. Это было чем-то непередаваемым! Я ещё раз поздравил его с этим событием, и мы стали звонить на какие-то случайно набранные номера Томска. Нам был важен сам процесс, и не важно, куда было звонить!

Само собой, всё содержалось в глубокой тайне. Звонили мы только по вечерам, когда никого нет рядом и когда нет включения станции. Нашему электромеханику Рахимкулову звонить было некуда, и он постоянно звонил в какой-то томский кинотеатр, где автоответчик приятным молодым женским голосом объявлял всю афишу текущего репертуара. Это безумно нравилось Рахимкулову, и частенько по вечерам он вздыхал и говорил: "Пойду позвоню девочке:". Стены сотрясались от нашего с Андреем хохота при виде этого зрелища.

Надо понимать, что в армии, находясь в специфических, порой очень жёстких условиях, у нас происходила переоценка ценностей, и то, что "на гражданке" было естественным, там было совершенно другим, гораздо более значимым. Потому-то мы так и радовались спрятанному на станции радиоприёмнику, по которому слушали по вечерам музыку и даже танцевали под неё, посылке из дома, которую "уминали" всем скопом, альбому для фотографий, который удалось у кого-то купить, тем более, поговорить по телефону, да ещё с домом.

Мы уже привыкли к тому, что у нас есть телефон, когда, наконец, нас, а точнее, меня застукали во время разговора с домом. Короче говоря, каким-то образом наш телефон оказался запараллелен с телефоном дежурного офицера. Услышав в трубке его голос, я похолодел, наверное, то же произошло и с ним. Мы в момент поняли, что происходит, и я положил трубку, но было поздно.

Утром на разводе в казарме про это ЧП объявил командир нашего батальона. В заключении он добавил: "Не понятно, каким образом они это сделали. Никогда бы не подумал:" После утреннего развода на "Дубраву", где было всё наше отделение, приехал наш командир капитан Столпиченко. Надо сказать, что Столпиченко очень не любил, когда его "гвардию" выносили на разбор, а тут - целое ЧП! Поэтому все мы, а я больше всех, ждали "раздачу слонов". Капитан Столпиченко был прекрасным специалистом, хорошим офицером, и всё такое, но он был очень нервным человеком и "раздавал" нам "по полной программе".

– Ну, - понизив голос, сказал капитан Столпиченко, сверкая глазами, - кто и как это сделал?

Отпираться было глупо, поэтому мы, а точнее Андрей, "выложили" ему всё, как на духу.

Как я уже говорил, командир был человеком нервным, но при всём при этом, он был хорошим "технарём" и уважал себе подобных.

– Как же ты до этого додумался? - подобрел Столпиченко, сверля Андрея любопытными глазами, после того как ему всё рассказали.

Андрюха только слабо улыбнулся, боясь разбудить гнев командира.

В общем, нарядами наказан был снова я, но командир наш из-за этого случая на нас совсем не злился, а Андрея потом даже похвалил за сообразительность.

Я дежурил как обычно в расчёте на "Дубраве". После вечернего включения станции прозвучала команда дежурного офицера об отбое, и я стал готовиться ко сну, т.к. ночью вряд ли снова будет работа. Летний вечер был тихим, и хотелось просто отдохнуть. Андрей был в казарме в наряде дежурным по роте.

Выйдя на улицу и выкурив сигаретку, я просидел там до темноты. Зайдя обратно на станцию, улёгся на кровать, что стояла у нас подсобке, и заснул. Электромеханик тоже дремал, в общем, всё было, как всегда.

Наверное, было два часа ночи, когда в дверь начали долбить чем-то твёрдым.

– Кто? - спросил я

– Открывай, это мы! - послышалось из-за двери.

Голос был знакомым, и я открыл. Из темноты в меня упёрся ствол автомата. Я опешил.

– Что, испугался? - расхохотался Вовка Щербинин. За ним стоял Андрей и тоже смеялся.

Я крепко выругался в их адрес.

– Да мы просто в гости приехали, - сказал Вовка.

– Вы же оба в наряде! - изумился я, - вы что, из казармы свалили?

– Ну, на машине приехали, - сказал Андрей.

– А машину кто дал? - ещё не совсем понимая, спросил я.

– Сами взяли, покататься. А дежурный по части, лейтенант Даниэль, вообще спит, - смеялся Андрей.

Лейтенант Даниэль был, наверное, самым мягким офицером в батальоне. Не знаю, как он просмотрел, как дежурный по роте и один из патрульных, взяв из гаража ЗИЛок, уехали из казармы кататься. Я и до сих пор не понимаю, что заставило Андрея это сделать. Вроде бы это была ребяческая шалость, кстати, на это надо было ещё и отважиться, но в армейском контексте, она перестаёт быть таковой. В армии - это серьёзно!

– Андрей, ты с ума сошёл, - сказал я, - ты представляешь, что из этого может произойти?

– Да не бойся ты, всё нормально будет.

В это время по "громкой связи" раздался сильно встревоженный голос лейтенанта Даниэля.

– "Второй", - чуть ли не кричал он, - к вам сейчас на "Дубраву" случайно Фишер и Щербинин не заезжали?

– Что? - сказал я, - откуда они могут быть здесь?

– Посмотри, выйди на улицу, может они где-то там на машине!

– Сейчас посмотрю, - сказал я и побежал к Андрею с Вовкой.

– Валите быстро в казарму, - сказал я, - Даниэль вас уже обыскался.

Андрей с Вовкой быстро прыгнули в кабину и "рванули" назад.

– Нет, нету ни кого, - ответил я лейтенанту Даниэлю.

Он ничего не ответил, но было и так понятно, что хорошего мало.

Конечно, случай этот бесследно пройти не мог. Итог был плачевным: Щербинин отделался нарядами вне очереди, а с Андрея сняли сержантское звание, иначе говоря, разжаловали в рядовые.

Теперь для Андрея началась другая жизнь, в которой была служба в нарядах дневальным, патрульным, рабочим по кухне. Но самое главное, он получил огромный урок, психологический удар, после которого нужно было держаться, находясь среди сослуживцев.

– Всё, Кастэн, с меня лычки сняли, - сказал Андрей, придя на станцию.

– Ты серьёзно? - даже не поверил я.

– Абсолютно, - сказал он, при этом даже немного грустно улыбаясь.

Что-либо говорить в таких случаях бесполезно, и я ничего не ответил.

Тем не менее, служба шла. Андрей "тащил" наряды, ничуть не смущаясь. Будучи рабочим по кухне, во время обеда, деловито появлялся в дверном проёме пищеблока, улыбаясь, как будто он всегда только этим и занимался и собирался заниматься и дальше. Короче говоря, всё было, как бы само собой разумеющимся, и все скоро к этому привыкли. Естественно, никто не считал Андрея каким-то злостным нарушителем, да он им и не был никогда. Наоборот, к какому-либо делу Андрюха относился с полной ответственностью и с полной отдачей. Что же касается этого случая, наверное, он просто ещё не совсем отошёл от детства. Через некоторое время, точнее не помню, звание Андрею вернули, и я прекрасно помню, как он, весь сияющий, сказал мне: "Кастэн, лучше ходить в наряды дежурным по роте!".

Наша служба уже давно перевалила за середину, и мы с Андреем чувствовали себя полными хозяевами "Дубравы".

В то время, будучи командиром отделения, я записывал в журнале дежурств в расчёт нас обоих. Функции электромехаников мы с Андреем уже знали и вполне могли обходиться на дежурстве без них. Конечно, так делать не полагалось, но уже никто не обращал на это внимание. Главное - мы были профессионалами своего дела.

Приближающийся "дембель" чувствовался так же, как и приход весны. Наверное, это было похоже на счастье - позади всё трудное и страшное, а впереди - вся жизнь, полная возможностей и свободы. Во всяком случае, нам тогда так казалось. Мы много мечтали, даже фантазировали, и настроение было превосходное! В связи с этим, нам естественно хотелось "пошалить".

Однажды мы решили научить нашего электромеханика ефрейтора Рахимкулова включать станцию и даже начинать "выдавать воздух". Спустя немного времени он уже выполнял эту работу. Нам же с Андреем это давало возможность не сидеть на станции, а например, сходить за грибами, да просто прогуляться вокруг. При виде вращающегося локатора, мы со всех ног бежали на станцию, ибо это означало, что с КП "дали включение", и Рахимкулов начал работу. В другой раз мы улеглись спать на полу, прямо в "аппаратной", и когда ночью несколько раз "Первый" "давал включение", я спросонья вскакивал и бился головой о выступающие части приборов. При этом Андрей заходился со смеху так, что и я тоже не мог удержаться от хохота.

Ну и, конечно, фотографии... На какие только ухищрения мы не шли, чтобы сделать "дембельские" альбомы. Достать фотоаппарат, принадлежности для проявки и печати - это были большие проблемы, которые мы решали разными способами. Чего только не было: Первые наши с Андреем альбомы в гневе изорвал наш командир капитан Столпиченко. Он же в мелкие кусочки пассатижами искромсал фотоаппарат Андрея, который ему прислали из дома. Мой фотоаппарат просто отобрал какой-то майор. Всё-то нам запрещалось. Под большим секретом, какими-то окольными путями мы несли фотоувеличитель, взятый из штаба батальона, к себе на станцию на выходные дни. В воскресенье все окна "Дубравы" были оклеены нашими с Андреем фотографиями, которые сушились после проявки. И надо же было именно в этот день к нам на станцию приехать замполиту нашего батальона с проверкой нашей боеготовности. Это было выше нашего понимания! Но как ни странно, наш замполит был мужиком понимающим, и просто сказал нам побыстрее убрать наши художества.

Много разных случаев было в нашей жизни за время службы, но ни я, ни Андрей, никогда не жалели, что оказались в армии. После армии я часто вспоминаю наше с Андреем время, как пацанами мы начинали понимать что-то серьезное, даже до конца ещё не понятое чувство самостоятельной взрослой жизни.

Именно поэтому Андрей всегда останется для меня тем пареньком, с кем я по настоящему дружил и делил радости и неудачи начинающейся жизни.

Главная | Фотоальбом | Воспоминания | Книга памяти | Вечер памяти